Дорит линке - по ту сторону синей границы. Линке Д. По ту сторону синей границы По ту сторону синей границы

Чтобы быть в теме этой книги, читателю, а особенно тинэйджеру, в бэкграунде надо иметь следующее. В 1945-м в тяжелейших боях советские войска взяли Берлин. Город был поделен. Та часть, которую контролировали мы, отошла Германской Демократической Республике. А в той, что союзники, возник Западный Берлин – анклав, живущий по законам Федеративной Республики Германия. В 1961-м власти ГДР построили стену, отделившую Западный Берлин от остального города, и прекратили свободное перемещение немцев из социализма в капитализм. Берлинская стена стала символом холодной войны СССР с западными державами и получила название «полоса смерти». По разным сведениям, от 125 до полутора тысяч восточных немцев погибли при попытке преодолеть Берлинскую стену и оказаться на «свободном Западе». В том числе и дети, самым младшим из которых было 10 и 13 лет. Пограничники стреляли на поражение…

Свободная и комфортная жизнь была совсем рядом. К ней стремились самыми отчаянными способами. По земле, тараня стены и шлагбаумы КПП бульдозерами и машинами. Под землей, прокопав тоннель. По воздуху, на дельтаплане и воздушном шаре. И – по воде, через Балтийское море. Именно так совершают побег из портового Ростока герои повести – Ханна и Андреас. Им нужно доплыть до острова Фемарн, территории ФРГ. Каких-то 50 километров – и вот он, берег Свободы! Но как трудно до него добраться… Что гонит молодых людей (им нет еще 18) из родного города? Ретроспективно – в воспоминаниях Ханны – разворачивается перед читателем их жизнь. Очень похожая на жизнь их ровесников в СССР. «Кому за тридцать», конечно, все это помнят, видели своими глазами. У нас КПСС, у них СЕПГ. У них ССНМ (Союз свободной немецкой молодежи) – у нас ВЛКСМ (комсомол). У них – «Базар солидарности с борющимся народом Никарагуа», у нас – политинформации на ту же тему. Пионеры, военная игра «Зарница», сбор макулатуры и НВП (начальная военная подготовка) – ГДР прямо зеркало Советского Союза! Только вот идеологическая машина у них работала беспощаднее, «младшие братья» по соцлагерю хрустели косточками инакомыслящих очень уж свирепо. Ханну не берут в спортшколу с характеристикой «не способна представлять социалистическую Родину на спортивных состязаниях». Риторика учителей напоминает времена культа личности в нашем отечестве: «Юные граждане Германской Демократической Республики, стоящие перед нами сегодня, счастливы от того, что могут принимать активное участие в поистине эпохальном строительстве нового мира, когда все народы под руководством своих революционных партий осуществляют переход от капитализма к социализму». Из уст наставников постоянно звучат фразы о влиянии «классовых врагов». Отец Ханны, работавший в университете марксизма-ленинизма, сошел с ума (дедушка Ханны ядовито замечает, что от этого самого марксизма-ленинизма). Проступки Андреаса оказываются явно не конгруэнтны наказанию: его помещают в специнтернат – настоящую тюрьму. Ханне перечеркивают всю дальнейшую жизнь, не дав сдать выпускной экзамен и отправив на завод. В классе есть явная стукачка, откровенно «стучат» друг на друга и соседи… Неужели такое было возможно в конце 1980-х, когда в нашей стране уже шли горбачевские реформы?! Да, говорит Дорит Линке, возможно. Власти ГДР были напуганы начавшейся в СССР перестройкой и ужесточили идеологический контроль. Особенно доставалось, конечно, тем, кто открыто ратовал за свободу слова и права личности. Но сама Дорит, по ее словам, вовсе не была «жертвой системы». Напротив, жизнь в ГДР привила ей твердые понятия о товариществе, честности, скромности, о том, что материальные блага не самое главное в жизни. История, рассказанная в книге, не автобиографична. Писательницу и ее героев объединяет только возраст и место жительства – Росток. Но глубокое сочувствие и уважение ко всем, кто нашел в себе мужество этой системе противостоять, кто готов был рискнуть жизнью, чтобы вырваться из ее тисков, и вызвало к жизни эту книгу. Поначалу кажется, что интересы ребят сугубо приземленные, материальные. Они завидуют туристам из ФРГ, мечтают о «Сникерсах», «Нутелле», Дональде Дакке, пластинке Дэвида Боуи, о БМВ, который априори шикарнее гэдээровского «Трабанта»… Взрослея, они понимают, что дело не только в отсутствии красивой одежды и вкусной еды (хотя для советского человека презираемые восточными немцами «Техасы», в которых щеголяет Йони, то есть джинсы производства соцстран, были несбыточной мечтой). «Почему ты хочешь это сделать?» – спрашивает Ханна Андреаса, решившего бежать из страны. «Потому что у меня никогда не будет профессии, которую я хочу иметь. Потому что я никогда не смогу говорить то, что думаю. Всегда, всю жизнь придется врать. И вечно буду отрываться от коллектива. И еще – тут никто никогда никому ничего не объясняет. Просто выполняй приказы, и все. “ Герр Кушвиц, делайте так — то и так — то! И никак иначе! Возражения не принимаются!” Им нужны не люди, им нужны идиоты!»

Ребятам подождать бы совсем немного: уже осенью 1989 года по всей стране начались демонстрации протеста, до падения Берлинской стены оставался год… Но они бросаются в свой отчаянный заплыв между жизнью и смертью. Повесть строится на антитезах. Ограниченное пространство бассейна, в котором тренируется Ханна, плавая вдоль бетонной стены, и вольная стихия открытого моря. Пропагандистские песни, которые принуждают петь учителя в школе: «В нашем сердце лишь ненависть горит», – и бетховенская «Ода к радости» на стихи Шиллера, которую демонстративно поет весь класс в пику педагогам. И потом, в ледяной воде Северного моря, уставших, одиноких, их будут согревать не политические песни, а старинные народные. И хорошие стихи. И надежда увидеться с другом, который уже там, на свободном берегу. Достигнут ли его беглецы?..

Моему брату Берту

JENSEITS DER BLAUEN GRENZE

Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.

© Magellan GmbH & Co. KG, Bamberg, Germany

© Комарова В. В., перевод на русский язык, 2017

© Ермольцев Д., послесловие, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом “Самокат”», 2017

По ту сторону синей границы

Мы встретимся с Сакси на Курфюрстен-дамм1
Курфюрстен-дамм – бульвар в Берлине; в годы разделения города – торговый центр Западного Берлина. (Здесь и далее примеч. пер.)

И у него будет все та же прическа с длинной челкой. А его «БМВ» окажется старым и помятым. Но это совершенно не будет смущать Сакси. Да и нас тоже. Мы будем страшно рады увидеться. И будем страшно друг другом гордиться.

Наши сумки спрятаны под кустом шиповника. Если их кто-нибудь обнаружит – пиши пропало. Фляжка закреплена на поясе маминым ремешком с золотой пряжкой. Она его не хватится, он старый и страшный.

Теперь надо дождаться подходящего момента и рвануть бегом, потом упасть и ползти – в точности как когда-то в пионерской военно-спортивной игре.

Вокруг – пограничная территория. Позади – предупреждающая надпись: «Запретная зона! Вход и въезд строго воспрещены».

Место выбрано хорошее, подальше от патрульной вышки. Дед говорил, что главное – не попасться на глаза патрулям, которые будут ходить по берегу. А еще будут ездить машины с прожекторами, они освещают берег на километры. Но после часа работы их отключают – для охлаждения, так объяснил дед. Вот за это время и надо добежать до воды.

Точнее, до большущего камня у воды, за ним можно спрятаться. До него недалеко, полоса песка тут не такая широкая, как в Варнемюнде. Ну а в воде скрыться от прожекторов несложно – надо просто нырнуть.

Маме я оставила записку, положила ее под одеяло. Не хочу, чтобы она волновалась. Но не волноваться она, конечно, не сможет. Будет ждать у бассейна, не подозревая, что я совсем в другом месте. Вчера я чуть себя не выдала: оборвала разговор, когда начали показывать прогноз погоды. Обычно-то он мне до лампочки.

До острова Фемарн2
Фемарн – остров в Балтийском море, территория ФРГ.

– пятьдесят километров, расстояние очень даже немаленькое.

Но если течение поможет, доплывем за двадцать пять часов. Сейчас ветер дует от берега. Хоть бы и дальше так! Мы стартуем, когда стемнеет, и на рассвете, когда лодки двинутся на поиски беглецов, будем уже достаточно далеко.

Если приблизится патруль – просто нырнем поглубже и будем дышать через трубки, я их вчера удлинила кусками садового шланга. Пока возилась с ними в подвале, пришла соседка фрау Левандовски и спросила, зачем это. Наплела ей что-то про карпов в нашем озере – мол, хочу наблюдать их в естественной среде.

Температура воды – девятнадцать градусов. Это хорошо. Когда отплывем от берега, станет холоднее, и, сколько ни тренируйся, все равно будет очень тяжело. Но мы справимся. У нас все получится. Наконец-то скоро поплывем! Я возбуждена и в то же время спокойна, сосредоточена на предстоящем.

Андреас бледен. Как хорошо, что он здесь! Без него я бы не справилась. Он мне улыбается, но я чувствую: ему страшно. Мне тоже. Только думать об этом нельзя.

В руке Андреас держит «Черную фелюгу». Это для нашего Сакси-Йенси. Единственный выпуск комиксов «Мозаики»3
«Мозаика» (Mosaik ) – популярная серия комиксов. Начала выходить в ГДР в 1955 году и продолжается до сих пор уже в объединенной Германии.

Которого не хватает в его коллекции. Он вышел в ноябре восемьдесят второго. На Западе такого не найдешь, и мы просто обязаны доставить его Сакси. Мы обещали.

На обложке – пираты, рыбачьи лодки, высокие волны, маяк и люди в тюрбанах. Андреас смотрит на нее, картинка голубеет в сгущающихся сумерках. Наверняка ему хочется открыть и полистать комикс, но это невозможно – он запечатан в пластиковый пакет.

В книжку я положила записку с телефоном родителей. Если с нами что-то случится и кто-нибудь найдет комикс, он будет знать, куда позвонить.

Что сказал бы Сакси, если б увидел сейчас, как мы прячемся в дюнах, вглядываемся в море? Чувствую, как вся горю от волнения. Это приятное ощущение.

Я счастлива: мы вот-вот стартуем! После долгих месяцев подготовки мне впервые легко, почти беззаботно. Закрываю глаза и глубоко вдыхаю. Пахнет соленой водой и водорослями… Снова открываю глаза. Между мной и зеркально-гладкой поверхностью моря покачиваются плоды шиповника, чуть поодаль – осока и тростник.

Сакси-Йенси удержал бы нас – он такой трусишка! Вдруг вспоминается – я невольно улыбаюсь, – как на уроке математики я насыпала ему за шиворот семян шиповника. Ну и чесался же он, аж подпрыгивал! Училка выгнала его из класса.

Андреас расстегивает молнию гидрокостюма и прячет комикс внутрь, к документам: паспорту, свидетельству о рождении, табелю за десятый класс. Мои документы тоже между гидрокостюмом и купальником. На Западе ведь непременно потребуется как-то удостоверить наши личности.

Андреас, кажется, заметил мой взгляд. Он снова расстегивает молнию, достает «Фелюгу» и протягивает мне.

– Возьми, – говорит он тихо. – Ты лучше плаваешь.

Это правда. Меня вновь охватывает страх. Не могу заставить себя протянуть руку.

– Ну возьми же, – настаивает он.

Наши пальцы соприкасаются, комикс переходит из рук в руки.

Я тяжело сглатываю, смотрю на море. Взглянуть на Андреаса нет сил.

– У нас все получится, – говорю я.

Мы все время повторяем друг другу эти слова. Это важно. Будет трудно, очень. Но мы должны верить, что все кончится хорошо, иначе не выдержим.

Выдвигаемся в двадцать один час, как только зайдет луна. Она едва видна между деревьями – тонюсенький серпик новорожденного месяца. Света от него практически никакого, но все равно – лучше дождаться полной темноты. Так сказал дед.

Легкий ветер дует с юго-востока. Как раз то, что нужно.

Это был хороший день, душный и жаркий. Мы приехали рано. В сумерках появляться не стоило – могли возникнуть лишние подозрения.

Сначала искупались, потом съели по мороженому на променаде, в толпе отдыхающих. Я чувствовала себя лгуньей. Для всех это был обычный летний день на Балтийском море – но не для нас. Мы смотрели на синюю воду и знали, что случится этой ночью.

В какой-то момент я все-таки отвлеклась. Забыв обо всем, облизывала мороженое, смотрела на маленького мальчика, играющего в мяч, ощущала тепло солнца, вдыхала запахи лета – и в эти минуты была счастлива… А потом вдруг опять всё вспомнила, и в животе что-то сжалось, как когда кружишься на карусели.

Перед обедом мы попробовали немножко поспать на пляже среди дюн, ведь ночью спать не придется. Но ничего не вышло – мы слишком волновались. Мне удалось только ненадолго задремать. Андреас долго ворочался, но так и не смог расслабиться.

Потом пошли в столовую и съели макароны с томатным соусом. Спортсмены всегда едят макароны, они дают запас энергии. И пили много воды, ведь с собой мы можем ее взять совсем чуть-чуть.

Андреас касается моей руки.

Внизу, на пляже, два световых пятна. Идут!

Мы с Андреасом еще глубже забиваемся в кусты. Он затаил дыхание, я тоже полностью каменею, втягиваю голову, не решаясь даже взгляд бросить в ту сторону, откуда доносятся мужские голоса. Это пограничный патруль – он регулярно обходит пляж в поисках чего-нибудь подозрительного. Если с ними собака, они нас найдут, и все закончится, не успев начаться.

Пограничники говорят тихо, слов не разобрать. Вздрагивающие лучи карманных фонарей тщательно обшаривают пляж, подползая все ближе. Андреас прижимается ко мне. Свет скользит по нашим кустам, почти задевая нас.

И вдруг гаснет. Мужчины останавливаются. Собаки с ними нет – вот же повезло!

Один из них откашливается. Почему они не идут дальше? Сердце так колотится, что мне страшно: вдруг они его услышат? Как в рассказе у Эдгара По.

Вспыхивает огонек, на этот раз совсем слабый, его отсвет падает на лицо одного из пограничников. Доносится легкий запах сигаретного дыма. Оба патрульных медленно шагают по песку дальше.

– Ч-чёрт… – переводит дыхание Андреас. – Пронесло…

Ветер прохладный, и я начинаю подмерзать. А каково будет в воде? Мы уже натерлись вазелином – больше десяти тюбиков извели. Это Ульрих посоветовал не жалеть его. В воде тело охлаждается в четыре раза быстрее, чем на воздухе. Чтобы не свело мышцы, плыть надо быстро. Наш учитель физики герр Ковальски сказал бы: необходимо поддерживать равновесие между выработкой тепла и его потерей. Вазелин как раз и поможет уменьшить эти потери.

Тюбики я покупала в аптеке, каждый раз по два, чтобы не бросаться в глаза. Но в последний раз продавщица так странно на меня посмотрела, что я испугалась. И больше туда не пошла.

Под гидрокостюм много не наденешь, он слишком узкий. Под моим – купальник, футболка и колготки. Они уже дырявые, так что мама не рассердится за то, что я взяла их из ее шкафа.

Что сказал бы Ульрих, если б увидел нас сейчас? Надеюсь, он нас не выдал.

Пустые вазелиновые тюбики вместе с нашими вещами и сумками спрятаны в кустах. Через какое-то время их найдут и поднимут тревогу, но это будет не сегодня.

А завтра в это же время мы, наверно, уже будем на Фемарне.

То и дело включаются поисковые прожекторы, заливая песок и наши кусты ярким светом. Потом снова темнота. Месяца больше не видно.

Андреас чем-то шуршит. Ну ясно, в последний раз проверяет, хорошо ли все упаковано. К поясу у него прикреплена сумка, в ней четыре плитки темного шоколада – Сакси обзавидовался бы! А вот пластмассовая трубочка с обезболивающими таблетками никакой зависти бы не вызвала, как и рулончик водостойкой липкой ленты… И он ни за что бы не догадался, зачем нам моток нейлонового шнура.

– Оберни пакетик вокруг шоколада и скотча потуже, – шепчу я. – Чтоб вода не просочилась.

– Да понятно, – бормочет в ответ Андреас и натягивает на голову капюшон гидрокостюма, под которым исчезают его светлые локоны. Надевает свинцовый пояс. На шее – очки для плавания, в руке – трубка и ласты. Прямо Джеймс Бонд, мрачный и решительный.

Я, наверно, мало чем от него отличаюсь, только капюшона у моего гидрокостюма нет. Вместо него я натягиваю темно-синюю резиновую шапочку. Она уменьшает сопротивление воды и защищает от холода. Гидрокостюм я одолжила у Франка. Он дал мне еще и компас – вот он, на левом запястье.

– Проверь, уши хорошо закрыты? – спрашиваю я тихо.

Андреас все это прекрасно знает, но повторить не мешает. От воды в ушах могут быть большие проблемы.

– И лоб закрой до самых очков, он очень чувствителен к холоду.

Натягиваю на руки черные перчатки. Когда плывешь, руки должны быть незаметными, темными, чтобы их не было видно. Беру трубку и ласты. Мы наденем их уже в воде, на носки. Ульрих сказал, что это поможет избежать натертостей.

Слепящий свет прожекторов ползет по песку. Мы ждем, когда же их наконец отключат.

– Только бы твой дед не ошибся, – шепчет Андреас. Из-за резиновой шапочки я едва слышу, что он говорит.

Дед помог мне выбрать правильное место для старта. Он ничего не заподозрил, даже когда я спросила: если бы он решил бежать через море, то откуда бы стартовал?

Он такому вопросу обрадовался – обсуждать подобные темы для него совершенно нормально. И рассказал про один песчаный пляж, не узкий и не широкий, с большими валунами у воды и заросшими дюнами. Мы поехали на автобусе из Ростока в Кюлунгсборн и пришли на этот пляж. Дед ходил среди загорающих, помахивал палкой и восклицал: «Да-да, именно здесь! И ни в коем случае не дальше к западу, там на мысу погранец на погранце!»

Что бы он сказал, если бы был сейчас здесь? Поддержал бы меня? Дал бы еще совет?

Я не свожу глаз с двигающегося луча прожектора, и мне кажется, что вижу на пляже деда, размахивающего палкой. Это было всего каких-то полтора месяца назад!

Внезапно воцаряется черная ночь. Свет прожектора исчез. Значит, пора. Вот он, наш шанс!

– Дед был прав, – шепчу я.

Андреас откашливается.

– Откуда он узнал?

От товарища Йонсона, офицера пограничной службы. Раз в месяц дед ходит с ним в кегельбан, накачивает коньяком и выспрашивает обо всем, что происходит на границе. Так что информация у нас, можно сказать, из первых рук. Если только дед ничего не присочинил. А исключить такого нельзя: он, к сожалению, частенько несет невесть что.

Андреас касается моей руки, дает понять: пора!

Не вставая, вся подбираюсь, готовая к старту. Андреас – рядом со мной.

– Не забудь, что мы плывем не кролем, – напоминаю я. – Ногами – как кролем, а руками – брассом.

Нас ни в коем случае не должны заметить. Это значит, что, пока мы в приграничных водах, надо производить как можно меньше шума.

Только бы Андреас справился с бо льшей выталкивающей силой воды. Ведь он первый раз поплывет в гидрокостюме. Гидрокостюм и утяжеляющий пояс ему контрабандой прислали родственники из ФРГ, и посылка пришла только две недели назад.

Мне такой пояс дал Ульрих.

Где-то в ветках дерева над нами поет скворец. Звонкая песня летит в темноту, переплетается с шелестом листьев, захлебывается на секунду и возникает снова, то громче, то тише. Скворец будет петь здесь и завтра…

Я смотрю на воду, в бархатную черноту набегающих на берег волн, слышу их тихий шум.

– Давай! – шепчет Андреас.

Бросаюсь бежать в носках по песку. В дюнах он глубокий, ноги вязнут по щиколотку, я почти падаю. Андреас следует за мной по пятам, тоже спотыкается, приземляется на руки. Я бегу дальше, песок летит в глаза.

Наконец мы за камнем!.. Замираем, вслушиваемся в ночь, тяжело дышим. Чувствую запах водорослей, а коленкой – острый край какой-то ракушки. Здесь, у воды, ветер дует ощутимее и шум моря сильнее – отовсюду доносится плеск волн, хотя самих волн почти не видно. Я все еще слышу песню скворца… Или мне кажется?

Сердце бьется как сумасшедшее, хотя мы не проплыли и метра.

Еще можно вернуться – прямо сейчас, пока нас никто не заметил.

Мы входим в воду. Она теплее воздуха, который после захода солнца быстро остывает. Идем слегка пригнувшись. Я нервно хихикаю, хотя сейчас не до смеха: если включат прожектор – нас точно увидят, пригнулись мы или нет. Но, по счастью, все остается в темноте.

Когда вода доходит до бедер, я останавливаюсь. Андреас тоже. Снимаю перчатки и, держа их в зубах, натягиваю ласты. Это трудно, они никак не хотят налезать на пятки. Наверное, лучше было бы сделать это на берегу, но тогда было бы неудобно идти по мелководью, Чтобы удобнее было тянуть, я сажусь на дно.

Неприятно холодная вода тотчас проникает в гидрокостюм, просачиваясь между одеждой и резиновой кожей. Но скоро она станет температуры тела и начнет действовать изолирующе.

Наконец-то! Ласты надеты. Я снова встаю на ноги. Из-за течения дно похоже на стиральную доску, это чувствуется даже через ласты.

Надеваю очки, просовываю трубку через петлю ремешка, чтобы зафиксировать ее.

Андреас достает из сумки нейлоновый шнур и протягивает его мне. Я завязываю шнур на его левом запястье, туго затягиваю узел. Второй конец шнура – на своем правом запястье. Теперь мы не потеряемся и сможем подавать друг другу сигналы.

Я все еще держу перчатки в зубах. Шерсть колет губы. Натягиваю перчатки, руки дрожат от волнения. Вот сейчас все начнется…

Беру мундштук трубки в рот. Он давит на десны, но это нормально и через какое-то время пройдет. По крайней мере, так было на тренировках. Только я никогда еще не плавала с трубкой дольше восьми часов.

– Я готов, – шепчет Андреас.

Поудобнее пристраиваю фляжку на животе. Мамин ремешок держит ее крепко. Только бы она не мешала движениям. Тренироваться с ней я не могла – ни в бассейне, ни в море. Заметь кто-то, что я плаваю с фляжкой, – тут же арестовали бы.

Оборачиваюсь и смотрю на берег.

Последний раз у меня под ногами твердое дно. Когда еще мы почувствуем его снова?

Отталкиваюсь ногами и плыву. Через несколько метров под очки затекает холодная соленая вода. Я тихо ругаюсь. Никогда не получается надеть их правильно с первого раза! Надо встать и поправить очки. Ищу ногами дно. Оно нащупывается только кончиками ласт, но я и так справлюсь.

– У меня сумка болтается, – шепчет Андреас. Ему тоже приходится остановиться и поправить ее.

Приподнимаю очки, из них выливается вода. Нажимаю на чашечки очков, чтобы выдавить воздух и создать пониженное давление. Глазам немного неприятно, но зато вода уже не затечет. А это самое главное.

Медленно шевелю ногами, чувствую, как ласты раздвигают воду. Увеличиваю амплитуду движений – не сильно, чтобы ласты оставались под поверхностью. Фляжка на животе мешает, но терпимо.

Легкий шум волн заглушается моим дыханием. Во рту – трубка, из-за этого его слышно особенно отчетливо.

Делаю руками движения брассом – это нелегко, если ноги движутся кролем, но я постепенно приноравливаюсь. Руки чувствуют сопротивление воды. Оно больше, чем в бассейне, – это оттого, что вода соленая.

Ухожу под воду, выдыхаю, расслабляюсь. Вода снова выносит меня на поверхность.

Рядом шлепают ласты Андреаса. Он замечает это и погружается глубже. Сейчас нельзя производить никаких громких звуков.

Дышу через трубку – так я экономлю на поворотах головы для вдоха. Каждое движение – это трата энергии.

Через несколько метров замечаю то, что и так уже знаю: плыть в море – это совсем не то, что плавать в бассейне. И рядом нет Ульриха, никто не дает указаний и советов. Мы можем рассчитывать только на собственные силы.

Слышу плеск волн, наталкивающихся на мое тело. Из темной глубины поднимаются пузырьки воздуха.

Мы потихоньку выплываем в открытое море, на север…

* * *

– Ты вообще-то какие рекорды хочешь побить?

Ульрих, в оранжевом тренировочном костюме и красных шлепках, подмигнул мне с бортика бассейна.

Я стянула очки с головы:

– На сегодня хватит.

– Ну давай, и так три часа уже плаваешь. Дорожки считала?

– Сто семьдесят девять.

Ульрих прищурился.

– Сто семьдесят девять умножить на пятьдесят метров – это восемь тысяч девятьсот пятьдесят метров. Ничего себе! Вылезай и марш в душ!

Я вылезла. Затылок и правое плечо ломило от холодной воды, при движении они как-то странно потрескивали.

– Мы с Франком сейчас идем в забегаловку за углом, будем в рамми играть. Хочешь с нами?

Я кивнула, взяла полотенце и направилась в душевую. В коридоре, как всегда, тянуло сквозняком. Постояв несколько минут под горячей водой, торопливо вытерлась, оделась и вышла на улицу.

Перед бассейном стояли знакомые пловцы и разговаривали.

– Пока, – бросила я им и повернула за угол, к кафешке.

Ульрих и Франк уже сидели за столиком, перед ними – колода карт.

Ульрих повернулся к стойке бара.

– Детям колу, тренеру пиво, – сообщил он бармену. Потом моментально раздал карты – я и присесть не успела.

Внутри было сильно накурено. В углу трое мужчин играли в скат, у барной стойки какая-то женщина потягивала пиво из большой кружки. Примерно маминого возраста, сильно накрашена, волосы начесаны. Пялилась на Ульриха, только он ничего не замечал. Тихонько играла музыка – «The Power of Love » Дженнифер Раш.

– Ты волосы не высушила, – сказал Ульрих с упреком.

– Да тут тепло.

– Ох, простудитесь вы у меня, – покачал он головой. – Франк, и тебя касается!

Франк тоже сидел с мокрыми волосами. Он тут же втянул голову и спрятался за картами.

Мне досталась хорошая раздача: крестовый король, валет, десятка.

– А зачем тебе вообще так много тренироваться? – спросил Франк, выглянув из-за карт. Он смотрел мимо меня – из-за косоглазия.

– Просто так.

– Разве не скучно просто так плавать туда-сюда, без всякой цели?

Для хорошей комбинации не хватало дамы пик. Я сбросила семерку червей.

– Я плаваю и думаю о чем-нибудь интересном.

Бармен в спортивной куртке принес и молча раздал нам напитки.

Ульрих бросил на меня быстрый взгляд поверх карт.

– О чем же?

– О книжках. Или вспоминаю какое-нибудь стихотворение, – ответила я рассеянно.

Франк задумчиво почесал затылок. Пепельные волосы встали торчком.

– Все лучше, чем думать об открывалках, которые ты на заводе штампуешь, – сказал Ульрих, перебирая свои карты.

Франк смущенно опустил глаза. В отличие от меня, его не отстранили от экзаменов на аттестат зрелости, и он его получил. Откинувшись на спинку стула, я торжественно, как диктор на первомайской демонстрации, объявила:

– Каждый день я перевыполняю норму. Если так и дальше пойдет, смогу пойти в училище промышленного дизайна. Может, годика через два.

Франк открыл карты. Мы уставились на них.

Франк одним глотком допил колу и направился в туалет.

– Ты жульничал! – крикнул Ульрих ему вслед. Бармен налил даме еще пива. Пена полилась через край.

Ульрих перетасовал колоду, не глядя на меня.

– Если не будешь сбавлять темп тренировок, Ханна, скоро ты и вправду сможешь доплыть до Гесера4
Гесер – ближайший к ГДР датский порт.

Он начал раздавать карты, я брала их одну за одной.

– Можно попытаться.

Ульрих отпил из стакана. Один глаз у него смешно подергивался.

– Попытка будет только одна, – тихо сказал он.

Вернулся Франк, сел на свой стул.

– Я вот что подумал, Ханна, – объявил он. – Вдруг ты захочешь потренироваться в Варно5
Варно – река в г. Росток.

Вместо бассейна? Могу дать тебе свой гидрокостюм.

Ульрих замер с картами в руках и посмотрел на меня.

– Да, – кивнула я обоим. – Хочу. Буду плавать по речке вверх и вниз по течению.

– Вверх и вниз по течению… – эхом отозвался Ульрих.

– Тогда я в пятницу принесу костюм, – подытожил Франк и взял свои карты.

Он выиграл и этот раунд. Больше играть не хотелось, и мы ушли.

На улице лило как из ведра. Из-за угла вырулил автобус, и Франк помчался к остановке. Я тоже собиралась побежать, но Ульрих остановил меня.

– Погоди, я тебя подвезу.

– Не надо, это же такой крюк!

Но он, не слушая, потащил меня к своей старенькой, дышащей на ладан «шкоде». Залезая в машину, я стукнулась головой о стойку – так устала на тренировке, что даже координация движений нарушилась.

Дорит Линке

По ту сторону синей границы

Моему брату Берту

JENSEITS DER BLAUEN GRENZE

Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.

© Magellan GmbH & Co. KG, Bamberg, Germany

© Комарова В. В., перевод на русский язык, 2017

© Ермольцев Д., послесловие, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом “Самокат”», 2017

По ту сторону синей границы

Мы встретимся с Сакси на Курфюрстен-дамм. И у него будет все та же прическа с длинной челкой. А его «БМВ» окажется старым и помятым. Но это совершенно не будет смущать Сакси. Да и нас тоже. Мы будем страшно рады увидеться. И будем страшно друг другом гордиться.

Наши сумки спрятаны под кустом шиповника. Если их кто-нибудь обнаружит – пиши пропало. Фляжка закреплена на поясе маминым ремешком с золотой пряжкой. Она его не хватится, он старый и страшный.

Теперь надо дождаться подходящего момента и рвануть бегом, потом упасть и ползти – в точности как когда-то в пионерской военно-спортивной игре.

Вокруг – пограничная территория. Позади – предупреждающая надпись: «Запретная зона! Вход и въезд строго воспрещены».

Место выбрано хорошее, подальше от патрульной вышки. Дед говорил, что главное – не попасться на глаза патрулям, которые будут ходить по берегу. А еще будут ездить машины с прожекторами, они освещают берег на километры. Но после часа работы их отключают – для охлаждения, так объяснил дед. Вот за это время и надо добежать до воды.

Точнее, до большущего камня у воды, за ним можно спрятаться. До него недалеко, полоса песка тут не такая широкая, как в Варнемюнде. Ну а в воде скрыться от прожекторов несложно – надо просто нырнуть.

Маме я оставила записку, положила ее под одеяло. Не хочу, чтобы она волновалась. Но не волноваться она, конечно, не сможет. Будет ждать у бассейна, не подозревая, что я совсем в другом месте. Вчера я чуть себя не выдала: оборвала разговор, когда начали показывать прогноз погоды. Обычно-то он мне до лампочки.

До острова Фемарн – пятьдесят километров, расстояние очень даже немаленькое. Но если течение поможет, доплывем за двадцать пять часов. Сейчас ветер дует от берега. Хоть бы и дальше так! Мы стартуем, когда стемнеет, и на рассвете, когда лодки двинутся на поиски беглецов, будем уже достаточно далеко.

Если приблизится патруль – просто нырнем поглубже и будем дышать через трубки, я их вчера удлинила кусками садового шланга. Пока возилась с ними в подвале, пришла соседка фрау Левандовски и спросила, зачем это. Наплела ей что-то про карпов в нашем озере – мол, хочу наблюдать их в естественной среде.

Температура воды – девятнадцать градусов. Это хорошо. Когда отплывем от берега, станет холоднее, и, сколько ни тренируйся, все равно будет очень тяжело. Но мы справимся. У нас все получится. Наконец-то скоро поплывем! Я возбуждена и в то же время спокойна, сосредоточена на предстоящем.

Андреас бледен. Как хорошо, что он здесь! Без него я бы не справилась. Он мне улыбается, но я чувствую: ему страшно. Мне тоже. Только думать об этом нельзя.

В руке Андреас держит «Черную фелюгу». Это для нашего Сакси-Йенси. Единственный выпуск комиксов «Мозаики», которого не хватает в его коллекции. Он вышел в ноябре восемьдесят второго. На Западе такого не найдешь, и мы просто обязаны доставить его Сакси. Мы обещали.

На обложке – пираты, рыбачьи лодки, высокие волны, маяк и люди в тюрбанах. Андреас смотрит на нее, картинка голубеет в сгущающихся сумерках. Наверняка ему хочется открыть и полистать комикс, но это невозможно – он запечатан в пластиковый пакет.

В книжку я положила записку с телефоном родителей. Если с нами что-то случится и кто-нибудь найдет комикс, он будет знать, куда позвонить.

Что сказал бы Сакси, если б увидел сейчас, как мы прячемся в дюнах, вглядываемся в море? Чувствую, как вся горю от волнения. Это приятное ощущение.

Я счастлива: мы вот-вот стартуем! После долгих месяцев подготовки мне впервые легко, почти беззаботно. Закрываю глаза и глубоко вдыхаю. Пахнет соленой водой и водорослями… Снова открываю глаза. Между мной и зеркально-гладкой поверхностью моря покачиваются плоды шиповника, чуть поодаль – осока и тростник.

Сакси-Йенси удержал бы нас – он такой трусишка! Вдруг вспоминается – я невольно улыбаюсь, – как на уроке математики я насыпала ему за шиворот семян шиповника. Ну и чесался же он, аж подпрыгивал! Училка выгнала его из класса.

Андреас расстегивает молнию гидрокостюма и прячет комикс внутрь, к документам: паспорту, свидетельству о рождении, табелю за десятый класс. Мои документы тоже между гидрокостюмом и купальником. На Западе ведь непременно потребуется как-то удостоверить наши личности.

Андреас, кажется, заметил мой взгляд. Он снова расстегивает молнию, достает «Фелюгу» и протягивает мне.

– Возьми, – говорит он тихо. – Ты лучше плаваешь.

Это правда. Меня вновь охватывает страх. Не могу заставить себя протянуть руку.

– Ну возьми же, – настаивает он.

Наши пальцы соприкасаются, комикс переходит из рук в руки.

Я тяжело сглатываю, смотрю на море. Взглянуть на Андреаса нет сил.

– У нас все получится, – говорю я.

Мы все время повторяем друг другу эти слова. Это важно. Будет трудно, очень. Но мы должны верить, что все кончится хорошо, иначе не выдержим.

Выдвигаемся в двадцать один час, как только зайдет луна. Она едва видна между деревьями – тонюсенький серпик новорожденного месяца. Света от него практически никакого, но все равно – лучше дождаться полной темноты. Так сказал дед.

Легкий ветер дует с юго-востока. Как раз то, что нужно.

Это был хороший день, душный и жаркий. Мы приехали рано. В сумерках появляться не стоило – могли возникнуть лишние подозрения.

Сначала искупались, потом съели по мороженому на променаде, в толпе отдыхающих. Я чувствовала себя лгуньей. Для всех это был обычный летний день на Балтийском море – но не для нас. Мы смотрели на синюю воду и знали, что случится этой ночью.

В какой-то момент я все-таки отвлеклась. Забыв обо всем, облизывала мороженое, смотрела на маленького мальчика, играющего в мяч, ощущала тепло солнца, вдыхала запахи лета – и в эти минуты была счастлива… А потом вдруг опять всё вспомнила, и в животе что-то сжалось, как когда кружишься на карусели.

Перед обедом мы попробовали немножко поспать на пляже среди дюн, ведь ночью спать не придется. Но ничего не вышло – мы слишком волновались. Мне удалось только ненадолго задремать. Андреас долго ворочался, но так и не смог расслабиться.

Потом пошли в столовую и съели макароны с томатным соусом. Спортсмены всегда едят макароны, они дают запас энергии. И пили много воды, ведь с собой мы можем ее взять совсем чуть-чуть.

Андреас касается моей руки.

Внизу, на пляже, два световых пятна. Идут!

Мы с Андреасом еще глубже забиваемся в кусты. Он затаил дыхание, я тоже полностью каменею, втягиваю голову, не решаясь даже взгляд бросить в ту сторону, откуда доносятся мужские голоса. Это пограничный патруль – он регулярно обходит пляж в поисках чего-нибудь подозрительного. Если с ними собака, они нас найдут, и все закончится, не успев начаться.

Пограничники говорят тихо, слов не разобрать. Вздрагивающие лучи карманных фонарей тщательно обшаривают пляж, подползая все ближе. Андреас прижимается ко мне. Свет скользит по нашим кустам, почти задевая нас.

И вдруг гаснет. Мужчины останавливаются. Собаки с ними нет – вот же повезло!

Один из них откашливается. Почему они не идут дальше? Сердце так колотится, что мне страшно: вдруг они его услышат? Как в рассказе у Эдгара По.

Вспыхивает огонек, на этот раз совсем слабый, его отсвет падает на лицо одного из пограничников. Доносится легкий запах сигаретного дыма. Оба патрульных медленно шагают по песку дальше.

– Ч-чёрт… – переводит дыхание Андреас. – Пронесло…

Ветер прохладный, и я начинаю подмерзать. А каково будет в воде? Мы уже натерлись вазелином – больше десяти тюбиков извели. Это Ульрих посоветовал не жалеть его. В воде тело охлаждается в четыре раза быстрее, чем на воздухе. Чтобы не свело мышцы, плыть надо быстро. Наш учитель физики герр Ковальски сказал бы: необходимо поддерживать равновесие между выработкой тепла и его потерей. Вазелин как раз и поможет уменьшить эти потери.

Тюбики я покупала в аптеке, каждый раз по два, чтобы не бросаться в глаза. Но в последний раз продавщица так странно на меня посмотрела, что я испугалась. И больше туда не пошла.

Под гидрокостюм много не наденешь, он слишком узкий. Под моим – купальник, футболка и колготки. Они уже дырявые, так что мама не рассердится за то, что я взяла их из ее шкафа.

Что сказал бы Ульрих, если б увидел нас сейчас? Надеюсь, он нас не выдал.

Пустые вазелиновые тюбики вместе с нашими вещами и сумками спрятаны в кустах. Через какое-то время их найдут и поднимут тревогу, но это будет не сегодня.

Оценил книгу

Удивительное дело, я как-будто прочитала книжку про СССР 50-60-ых, ну где-то приблизительно так. Оказывается, в ГДР было так же «хорошо» жить, как в Союзе. Режим замалчивания проблем, повальный дефицит, магазины типа нашей «Берёзки» с продуктами и товарами тлетворного влияния запада, и всегда в любом коллективе, будь то школа, завод или колхоз, находился человек, который свято бдил законы и честь комсомола и партии.

В таких условиях живут Ханна и Андреас, серые будни, полный, как им кажется, беспросвет, и сплошно морализаторство. И они бунтуют, по-своему, как подростки. Они не могут в 17 лет быть угрюмыми тенями и послушными марионетками. За что и наказаны. Ханну исключили из школы, а Андреаса выгнали из техникума и поместили в исправительную колонию.
Что впереди? Ничего хорошего, конечно. Путь к образованию, считай, закрыт. Всё что у них есть, это поддержка сумасшедшего старика (таким его все считают), дедушки Ханны. Он тоже любит бросать правду-матку в глаза, и не скрывает своего отношения к режиму? Но что он может, старый, больной и немощный? Его поддержка моральна, но и она для детей на вес золота.

А там, по ту сторону синей границы, на другой стороне Балтийского моря, их друг Сакси, которому повезло уехать.
И они решаются на меры, которые не просто крайние, а совсем уж крайние.
Побег через Балтику тщательно планировался. Это было подготовленное мероприятие, трудное, страшное, но имеющее перед собой цель, светлую мечту, которая была всего лишь за сорок километров от них.

И вот однажды они войдут в воду, экипированные гидрокостюмами, водой, шоколадом, с журналом комиксов (для Сакси), связанные за запястья верёвкой и с ножом в заплечном рюкзаке. Двое отчаявшихся детей. Впереди- бескрайняя гладь моря и часы отчаяния. А до падения стены всего три месяца. Но разве нам дано заглядывать в будущее?

История страшного прошлого и неизвестного будущего. История отчаяния и боли. Это как надо довести людей, чтобы они решились на смертельный шаг? Вопреки всему.
Сорок километров воспоминай, горьких, ироничных, местами смешных, но смех этот сквозь слёзы.
История стены позора, которая упала, но продолжает ранить, пока живы те, кто это помнит не понаслышке.
Нам ли этого не знать?

Оценил книгу

Не знаю есть ли на свете сюжет, который трогает меня больше, чем история дружбы. Такой настоящей и искренней, когда при любых обстоятельствах друг остается рядом, с ним поедешь и на запрещенный концерт в незнакомый Берлин, и вину за проступки в школе разделишь и одного в Балтийском море не бросишь. И именно такая дружба связала Сакса-Йенси, Ханну и Андреаса. И не смотря на тяжелое материальное и экономическое положение восточной Германии, не смотря на то что суровый мир взрослых как мог отнимал у них радость детства, они оставались детьми – веселыми проказниками. Веселыми проказниками, которые выросли в грустных взрослых, но сохранили в сердце то светлое и прекрасное чувство, которое делало их такими живыми и настоящими.

Мне сложно выразить словами, чем стала для меня эта книга. Это и невольная улыбка от обилия анекдотов, которыми так любили скрашивать себе жизнь жители ГДР, и какой-то трепет, когда следишь за отношением ребят, и тревога, когда понимаешь на что решились Андреас и Ханна, чтобы обрести свободу. Загнанные в угол, ничего не ожидающие от своего будущего, они не сдаются. Они решают бежать из ГДР. Переплыть Балтийское море, чтобы найти на той стороне своего друга Йенси. Все что им видится это радость от возможности просто быть рядом, верить, что в будущем тебя может ждать университет, что все в твоих руках. И ты пускаешься с ними в путь по бурным волнам в открытое море. Воспоминания накатывают вместе с волнами. Физическая боль не дает расслабиться ни на минуту.

В небольшой истории так много всего что задевает тебя за живое. Смешной акцент новичка, который пришел в школу и стал тебе настоящим другом. Дед Ханны, который борется с режимом в меру своих сил, и борьба которого не приносит ничего кроме разрушения в жизнь его близких. Один номер комикса «Мозаика», который стоит того, чтобы взять его с собой в опасное путешествие, ведь это порадует твоего старого друга. Дети, которые на самом деле понимают гораздо больше чем кажется, и ведут свою тихую подрывную деятельность, зля этих ханжей. Учительница, которая, несмотря ни на что остается верна своему делу и учит детей чему-то хорошему и доброму. И трогательная веревочка, которой Ханна и Андреас связывают свои запястья, веревочка которая не даст им потерять друг друга на бурных волнах этого опасного моря. Выглядит она очень символично.

Это замечательная история про дружбу и выбор, который каждый человек делает в своей жизни. Такие книги дают понимание, пока у тебя есть цель, есть какая-то надежда, ты должен бороться, должен идти к ней вперед, должен сохранять в себе то настоящее, что делает тебя тобой.

1. Оценил книгу

   Все погибшие выбили по камню из Берлинской стены с тем, чтобы она пала. © Карин Геффрой.

   С момента падения Берлинской стены прошло уже почти 28 лет, а тайны побегов жителей ГДР в Данию и ФРГ по Балтийскому морю стали раскрываться лишь несколько лет назад. Чтобы оказаться на береговой линии ФРГ или попасть в Данию, беглецам необходимо было преодолеть более 40 километров Балтийского моря, на этот опасный шаг решилось более пяти тысяч человек, однако, успешно достигли цели не более тысячи. Многие были схвачены пограничниками, многие погибли. Немецкая писательница Дорит Линке рассказывает лишь одну из многих возможных историй таких беглецов.

   Август 1989. До падения Берлинской стены всего каких-то три месяца, но доведенные до отчаяния неразлучные друзья Ханна и Андреас решаются на побег. Им по семнадцать, но система закрыла им двери в мир. Ханна исключена из школы и попрощалась с мечтой о поступлении на биологический, Андреаса вышвырнули из техникума, он не умеет не высовываться, за что был уже однажды помещен в воспитательную колонию, теперь у него два пути - побег или тюрьма. Решение принято и впереди у них 50 километров холодной воды, надежда и веревка, прочно связывающая запястья, чтобы не потерять друг друга в этом огромном пространстве.

   Параллельно с опасным заплывом рябят, автор рассказывает истории об их жизни в ГДР. В них все «прелести» жизни в тоталитарном государстве, когда ограниченность и хамство возведены в принцип, всюду дефицит, в Берлине поют живые Боуи и Eurythmics, но они поют там, за стеной, а за попытку перейти из Берлина в Берлин, из Германии в Германию, из Европы в Европу можно запросто схлопотать пулю. И это единственная жизнь, знакомая нашим героям - Ханне, Андреасу и их другу Сакси - смешному саксонцу с длинной челкой, бесконечно травящему короткие анекдоты о ГДР. Сакси посчастливилось выбраться, теперь дело за друзьями.

   История на разрыв, когда даже забываешь дышать, получится ли у них, смогут ли? И бешено веришь, что смогут. Сжимаешь кулаки, проклиная чертов мир, где никак не могут понять, что нет чужих и своих, есть только люди. Обычные люди, с обычным желанием жить. Жить и быть собой. Иметь возможности, а не ограничения. Казалось бы, все это было очень давно, однако, к сожалению, сейчас снова актуальны проблемы разделения, а значит и книга очень ко времени. Читайте, пожалуйста, читайте.

   Почему? И ты ещё спрашиваешь? Потому что у меня никогда не будет профессии, которую я хочу иметь. Потому что я никогда не смогу говорить то, что думаю. Всегда, всю жизнь придется врать. И вечно буду отрываться от коллектива. И ещё - тут никто никогда никому ничего не объясняет. Просто выполняй приказы, и всё. «Герр Кушвиц, делайте так-то и так-то! И никак иначе! Возражения не принимаются!» Им нужны не люди, им нужны идиоты.

Моему брату Берту

JENSEITS DER BLAUEN GRENZE

Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.

© Magellan GmbH & Co. KG, Bamberg, Germany

© Комарова В. В., перевод на русский язык, 2017

© Ермольцев Д., послесловие, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом “Самокат”», 2017

Мы встретимся с Сакси на Курфюрстен-дамм . И у него будет все та же прическа с длинной челкой. А его «БМВ» окажется старым и помятым. Но это совершенно не будет смущать Сакси. Да и нас тоже. Мы будем страшно рады увидеться. И будем страшно друг другом гордиться.

Наши сумки спрятаны под кустом шиповника. Если их кто-нибудь обнаружит – пиши пропало. Фляжка закреплена на поясе маминым ремешком с золотой пряжкой. Она его не хватится, он старый и страшный.

Теперь надо дождаться подходящего момента и рвануть бегом, потом упасть и ползти – в точности как когда-то в пионерской военно-спортивной игре.

Вокруг – пограничная территория. Позади – предупреждающая надпись: «Запретная зона! Вход и въезд строго воспрещены».

Место выбрано хорошее, подальше от патрульной вышки. Дед говорил, что главное – не попасться на глаза патрулям, которые будут ходить по берегу. А еще будут ездить машины с прожекторами, они освещают берег на километры. Но после часа работы их отключают – для охлаждения, так объяснил дед. Вот за это время и надо добежать до воды.

Точнее, до большущего камня у воды, за ним можно спрятаться. До него недалеко, полоса песка тут не такая широкая, как в Варнемюнде. Ну а в воде скрыться от прожекторов несложно – надо просто нырнуть.

Маме я оставила записку, положила ее под одеяло. Не хочу, чтобы она волновалась. Но не волноваться она, конечно, не сможет. Будет ждать у бассейна, не подозревая, что я совсем в другом месте. Вчера я чуть себя не выдала: оборвала разговор, когда начали показывать прогноз погоды. Обычно-то он мне до лампочки.

До острова Фемарн – пятьдесят километров, расстояние очень даже немаленькое. Но если течение поможет, доплывем за двадцать пять часов. Сейчас ветер дует от берега. Хоть бы и дальше так! Мы стартуем, когда стемнеет, и на рассвете, когда лодки двинутся на поиски беглецов, будем уже достаточно далеко.

Если приблизится патруль – просто нырнем поглубже и будем дышать через трубки, я их вчера удлинила кусками садового шланга. Пока возилась с ними в подвале, пришла соседка фрау Левандовски и спросила, зачем это. Наплела ей что-то про карпов в нашем озере – мол, хочу наблюдать их в естественной среде.

Температура воды – девятнадцать градусов. Это хорошо. Когда отплывем от берега, станет холоднее, и, сколько ни тренируйся, все равно будет очень тяжело. Но мы справимся. У нас все получится. Наконец-то скоро поплывем! Я возбуждена и в то же время спокойна, сосредоточена на предстоящем.

Андреас бледен. Как хорошо, что он здесь! Без него я бы не справилась. Он мне улыбается, но я чувствую: ему страшно. Мне тоже. Только думать об этом нельзя.

В руке Андреас держит «Черную фелюгу». Это для нашего Сакси-Йенси. Единственный выпуск комиксов «Мозаики» , которого не хватает в его коллекции. Он вышел в ноябре восемьдесят второго. На Западе такого не найдешь, и мы просто обязаны доставить его Сакси. Мы обещали.

На обложке – пираты, рыбачьи лодки, высокие волны, маяк и люди в тюрбанах. Андреас смотрит на нее, картинка голубеет в сгущающихся сумерках. Наверняка ему хочется открыть и полистать комикс, но это невозможно – он запечатан в пластиковый пакет.

В книжку я положила записку с телефоном родителей. Если с нами что-то случится и кто-нибудь найдет комикс, он будет знать, куда позвонить.

Что сказал бы Сакси, если б увидел сейчас, как мы прячемся в дюнах, вглядываемся в море? Чувствую, как вся горю от волнения. Это приятное ощущение.

Я счастлива: мы вот-вот стартуем! После долгих месяцев подготовки мне впервые легко, почти беззаботно. Закрываю глаза и глубоко вдыхаю. Пахнет соленой водой и водорослями… Снова открываю глаза. Между мной и зеркально-гладкой поверхностью моря покачиваются плоды шиповника, чуть поодаль – осока и тростник.

Сакси-Йенси удержал бы нас – он такой трусишка! Вдруг вспоминается – я невольно улыбаюсь, – как на уроке математики я насыпала ему за шиворот семян шиповника. Ну и чесался же он, аж подпрыгивал! Училка выгнала его из класса.

Андреас расстегивает молнию гидрокостюма и прячет комикс внутрь, к документам: паспорту, свидетельству о рождении, табелю за десятый класс. Мои документы тоже между гидрокостюмом и купальником. На Западе ведь непременно потребуется как-то удостоверить наши личности.

Андреас, кажется, заметил мой взгляд. Он снова расстегивает молнию, достает «Фелюгу» и протягивает мне.

– Возьми, – говорит он тихо. – Ты лучше плаваешь.

Это правда. Меня вновь охватывает страх. Не могу заставить себя протянуть руку.

– Ну возьми же, – настаивает он.

Наши пальцы соприкасаются, комикс переходит из рук в руки.

Я тяжело сглатываю, смотрю на море. Взглянуть на Андреаса нет сил.

– У нас все получится, – говорю я.

Мы все время повторяем друг другу эти слова. Это важно. Будет трудно, очень. Но мы должны верить, что все кончится хорошо, иначе не выдержим.

Выдвигаемся в двадцать один час, как только зайдет луна. Она едва видна между деревьями – тонюсенький серпик новорожденного месяца. Света от него практически никакого, но все равно – лучше дождаться полной темноты. Так сказал дед.

Легкий ветер дует с юго-востока. Как раз то, что нужно.

Это был хороший день, душный и жаркий. Мы приехали рано. В сумерках появляться не стоило – могли возникнуть лишние подозрения.

Сначала искупались, потом съели по мороженому на променаде, в толпе отдыхающих. Я чувствовала себя лгуньей. Для всех это был обычный летний день на Балтийском море – но не для нас. Мы смотрели на синюю воду и знали, что случится этой ночью.

В какой-то момент я все-таки отвлеклась. Забыв обо всем, облизывала мороженое, смотрела на маленького мальчика, играющего в мяч, ощущала тепло солнца, вдыхала запахи лета – и в эти минуты была счастлива… А потом вдруг опять всё вспомнила, и в животе что-то сжалось, как когда кружишься на карусели.

Перед обедом мы попробовали немножко поспать на пляже среди дюн, ведь ночью спать не придется. Но ничего не вышло – мы слишком волновались. Мне удалось только ненадолго задремать. Андреас долго ворочался, но так и не смог расслабиться.

Потом пошли в столовую и съели макароны с томатным соусом. Спортсмены всегда едят макароны, они дают запас энергии. И пили много воды, ведь с собой мы можем ее взять совсем чуть-чуть.

Андреас касается моей руки.

Внизу, на пляже, два световых пятна. Идут!

Мы с Андреасом еще глубже забиваемся в кусты. Он затаил дыхание, я тоже полностью каменею, втягиваю голову, не решаясь даже взгляд бросить в ту сторону, откуда доносятся мужские голоса. Это пограничный патруль – он регулярно обходит пляж в поисках чего-нибудь подозрительного. Если с ними собака, они нас найдут, и все закончится, не успев начаться.

Пограничники говорят тихо, слов не разобрать. Вздрагивающие лучи карманных фонарей тщательно обшаривают пляж, подползая все ближе. Андреас прижимается ко мне. Свет скользит по нашим кустам, почти задевая нас.

И вдруг гаснет. Мужчины останавливаются. Собаки с ними нет – вот же повезло!

Один из них откашливается. Почему они не идут дальше? Сердце так колотится, что мне страшно: вдруг они его услышат? Как в рассказе у Эдгара По.